В поисках НастоящегоУмный, легкий, изящный, пронзительный — таков Евгений Казаков, актер Северского театра для детей и юношества. Уходящий год оказался богат для него на творческие победы.
Весной состоялся бенефис Евгения, на котором был представлен моноспектакль «Господин Ибрагим и цветы Корана» по произведению Э.-Э. Шмитта. За эту пронзительную работу актер стал лауреатом областного театрального фестиваля «Маска» в номинации «Главная мужская роль». Тогда же ему было присвоено звание «Заслуженный артист России».
— Как, по-вашему, профессиональный успех актера в большей степени зависит от театральной школы, которая его сформировала, или от таланта?
— По тому, как артист существует в своей роли, всегда видна профессиональная подготовка. И для актера школа — это не только театральный институт или училище, но и работа с хорошим мастером. К таким, безусловно, отношу Наталью Корлякову — главного режиссера Северского театра для детей и юношества. Многие из начинавших в ее студии (Татьяна Угрюмова, Геннадий Поляков, Сергей Иванов, Анатолий Кудрявцев) сегодня стали ведущими артистами томских и северских театров.
— Бытует мнение, что актерская профессия по природе своей женская…
— Не понимаю, почему так говорят. Наверное, срабатывает стереотип «мужчина должен быть сдержанным». А работа артиста, в свою очередь, требует колоссальных эмоциональных затрат, основывается на интуиции.
— Вступив однажды на театральные подмостки, артист, как правило, уже не способен с ними расстаться. В чем, по-вашему, заключается магия сцены?
— Необъяснимое притяжение. Это какая-то болезненная зависимость: когда работы в театре нет, начинается маята, не знаешь, чем себя занять… Как курильщик, который не может изжить свою привязанность. Иногда посещает мысль: «Всю жизнь кого-то играю, проживаю несуществующие ситуации и выдуманные истории. Но я ведь взрослый человек, пора бы уже остановиться». С другой стороны, актер же не механически воспроизводит текст роли, а стремится к максимально достоверному существованию на сцене, чтобы у зрителей возникало полное ощущение реальности происходящего. Может быть, это уже и не игра…
— Считается, что каждый артист мечтает сыграть Гамлета. В вашем репертуарном листе эта роль есть. О чем мечтает тот, кто уже воплотил на сцене образ принца датского?
— Многие молодые актеры грезят о роли Гамлета, потому что убеждены, что это лучшая роль мирового репертуара. Однако с возрастом понимаешь, что есть множество образов, не менее интересных, чем Гамлет. Мне повезло, я свою мечту осуществил. А вообще, когда мечта сбывается, она перестает быть мечтой, поэтому пусть лучше будет, чем сбывается. Главное чего-то хотеть, к чему-то стремиться, все время оставаться голодным до впечатлений. Очень хорошо сказал об этом основатель фирмы Apple Стив Джобс: «Самое гениальное изобретение жизни — смерть. Каждый день живите так, как будто он для вас последний».
— В каких случаях вам комфортнее на сцене: когда вы схожи с персонажем или когда эта роль на сопротивление?
— Не буду оригинален, если скажу, что чем сложнее роль, тем она интереснее. Так, например, было с Джорджем из спектакля томской драмы «Не боюсь Вирджинии Вулф». Когда прочитал пьесу, был в замешательстве: никогда не работал с такой драматургией и не представлял, как к ней подступиться. На репетициях было сложно, но и здорово одновременно, ведь это бездонный материал, в котором бесконечно находишь новые нюансы в отношениях персонажей. Постановщик спектакля Сергей Куликовский -тонкий и глубокий режиссер — создал на репетициях такую атмосферу доверия и сотворчества, что мы понимали друг друга без слов. В том, что за эту работу жюри фестиваля «Маска» 2009 года отметило меня в номинации «Главная мужская роль», большая заслуга Сергея. Впрочем, я не помню, чтобы какая-нибудь роль далась легко. Если существуешь в заданном образе без усилий, значит, ты играешь самого себя. К своему герою нужно пристраиваться, перекраивая собственный характер и мировосприятие. Артист должен «тратиться».
— Философия какого вашего героя наиболее вам близка?
— Мне очень нравится отношение к жизни персонажей французского писателя и драматурга Э.-Э. Шмитта, в частности — господина Ибрагима. Герои Шмитта пронизаны любовью к миру и ближнему. Неважно, кто какого вероисповедания или национальности, потому что каждый из нас прежде всего человек. Если в душах людей нет доброты, сострадания, милосердия, то все лозунги и призывы к жизни в мире и согласии — пустые слова. Нужно эти чувства искать в себе и развивать их.
— С жизненным и профессиональным опытом работать над ролями становится легче?
— Легче-то как раз не становится. Безусловно, со временем нарабатываются актерские навыки, досконально узнаешь профессиональную «кухню», но вместе с тем начинаешь мыслить штампами. Поэтому всегда хорошо, когда в труппу приходят молодые ребята, готовые к азартному творческому поиску: партнерство с ними — тоже хорошая школа. Несмотря на прошедший юбилей и бенефис мне рано подводить творческие итоги. У меня много замечаний к своим работам, и часто сомнения перерастают в размышления: верным ли жизненным путем я иду, правильно ли выбрал профессию….
— В чем для вас самая большая трудность актерской профессии и в чем ее счастье?
— Сложность — в необходимости работать с людьми. Всегда завидовал художникам и писателям: первым для творческого процесса достаточно только холста и красок, вторым — бумаги и чернил. Актеры — люди зависимые от режиссера, от автора пьесы, от партнеров по сцене — это все неотъемлемая составляющая нашей профессии.
А счастье — когда понимаешь, что на сегодняшнем спектакле сцена и зрительный зал на какой-то момент превратились в единое энергетическое поле. Хотя…и это не показатель! Мои знакомые — выпускники советского режиссера Г. А. Товстоногова — рассказывали, как после их дипломного спектакля, который вызвал восторг у зрителей и эйфорию у самих игравших, разгневанный Георгий Александрович прибежал за кулисы со словами: «Вы играли плохо! Если артист работал честно, он должен быть выжат как лимон!».
— Театр как-то повлиял на ваше мировоззрение?
— Я пришел в театр поздно: в 22 года оказался в студии Натальи Корляковой, в 23 поступил в Ярославское театральное училище (Прим.ред. — ныне Ярославский государственный театральный институт), в 27 впервые вышел на профессиональную сцену. На тот момент я уже был сформировавшейся личностью. Если позднее какое-то влияние театр на меня и оказывал, то происходило это постепенно. Наверное, именно под его воздействием в какой-то момент возникла потребность в саморазвитии и самопознании. Я перечитал всю русскую и зарубежную классику, увлекся философией, стал многим интересоваться.
— Как должна звучать главная заповедь артиста?
— Потрясающий актер Михаил Чехов в своей книге рассказал о случае, когда накануне спектакля знакомый хирург пригласил его на операцию. Тогда он соприкоснулся с чем-то Настоящим, с тем, что невозможно описать словами. Чехов увидел подлинное страдание, подлинную борьбу жизни и смерти и людей, которые держали чужую судьбу в своих руках. «В тот вечер, — писал он, — я сыграл так, как больше никогда не играл». Очень важно не врать зрителю: мне всегда становится стыдно, когда я начинаю фальшивить. Происходящее на сцене должно быть таким же откровением, какое наблюдал Чехов.
— В чем, на ваш взгляд, заключается миссия современного театра?
— На днях я читал интервью режиссера, который был учеником народного артиста России Леонида Хейфеца. Хейфец учился у легендарной актрисы Марии Кнебель, а она, в свою очередь, — у Станиславского. Важно, чтобы творческая связь не прервалась. Прорывы в театральном искусстве — дело сложное и тонкое, доступное только гениям. Наша задача — сохранять и передавать из поколения в поколение опыт и традиции, которые оставили нам великие актеры и режиссеры. И еще очень важно сделать так, чтобы зрители во время спектакля пережили настоящие чувства: будь то печаль, радость, сострадание или катарсис. Хорошо, когда увиденное на сцене вызывает душевный отклик. На международном фестивале моноспектаклей «Соло», проходившем в Москве, на обсуждении «Господина Ибрагима» одна из критиков сказала, что хочет теперь прочитать все книги Э.-Э. Шмитта — это приятно.
— У вас есть любимый афоризм или цитата об искусстве?
— Мудрыми мыслями пронизан спектакль томской драмы «Каштанка, или Забытые письма», в котором я играю сразу две роли: Чехова и Месье Жоржа. Мне очень нравятся слова Антона Павловича, адресованные молодой писательнице Лидии Авиловой: «Творите, пишите от души и слова неожиданно забарабанят как дождь, польются как помимо воли. Талантливые люди живут и любят в мире своих образов и фантазий».
— Окажись вы сейчас перед Богом, что бы вы ему сказали?
— Прости меня, но можно попробовать еще раз. Елена Штополь, «Дорогое удовольствие в Томске», № 12, 2011 г. |
